Отправлено: 20.11.11 00:44. Заголовок: "Солнце с юга на камни светило..." - за день до отплытия

 Отправлено: 20.11.11 01:33. Заголовок: ... С юга тянуло тре..

... С юга тянуло тревожным ветром. Нет, не тем, что заставляет рослых мужей, чьи руки привыкли равно к топору и рулю, хмуриться и с беспокойством озирать нависшее небо. И не тем, что несется над пустынным берегами под пустынным же небом, белым и знойным, с которого солнце проглядывает, как раскаленный злой глаз. Не был он и ветром позднего августа, когда звезд в вышине более, чем самого неба, и они сталкиваются и падают, осыпая Мидгард некованым серебром, заставляя гадать, не пришел ли еще конец миру - сырым, теплым, полным запахов прелой листвы и последних походных костров.

Ветер был сладкий, зовущий; как музыкант, пробующий перед большим пиром свою арфу, он лишь слегка пробегал по верхушкам деревьев, заставлял покачиваться зеленые травы; словно любовник, легко касался волос, горячо ласкал кожу. Песня его была не тоскливая, зимняя, и не ликующая, словно у ранней весны,- но, как ее слышал Флоки, тревожная, тихая - то ли о дальних краях, где еще не вдыхал он ни запаха волн, ни аромата нагретой травы, то ли о длинных дорогах, лентой убегающих вдаль, петляющих между бронзой горящими соснами, спрямляющейся перед ромейскими кипарисами... Словно словенская колдунья, взмахивала она узорчатым рукавом - и ускользала, то ли насмешливо, то ли заманчиво напоследок блеснув взглядом черных глаз.

В общем, нехороший был ветер,- и вдвойне нехороший для раненого, которому-то, по чести, еще бы пару дней поваляться в тепле и неге, пока обихаживает его ласковая и недоступная хозяйка.
Но лежать было некогда. Сигват, наверное, уже до седьмого колена его проклял, а то и в мыслях своих с честью похоронил, может быть, даже помянул в тесном кругу, пустив по рукам ковшик со сладко пахнущей медовухой. Удивительное ли дело? Пошел охотник в лес, да и не вернулся, не ожидать же его, пока не налетят люди Сокола, и не разорят и лагерь и весь драккар, напоив землю кровавым вином и накормив воронов сладкой человеческой плотью.

Тревога, тревога гнала нордмена прочь из теплой избы, навстречу тревожным ветрам, подальше от дома, где сладко и так приманчиво пахнет теплым хлебом и молоком, струганым столом и ни с чем не сравнимым ароматом гладкой и нежной кожи.

Дюжина дюжин соблазнов ложатся на сердце мужчины, но первый, самый главный - долгий сияющий взгляд.

...Чернава - не без труда он запомнил странное и еще диковатое для слуха имя - Чернава отправилась подоить козу, и терять такую возможность было бы непростительно. Хозяйка никогда не спорила с ним, когда Флоки, раз от разу, чаще и чаще, стал заводить разговор о возврате обратно в лагерь, и о скором отплытии; не спорила, но и согласия не выражала. Словно не слышала его слов, или, может быть, молчаливо посмеивалась, предлагая попробовать гостю дойти сперва хоть до плетня и обратно, а потом уже заикаться о дальнейшем. Это сомнение, невысказанное, а оттого еще более обидное, сомнение в его силах, в том, что у него хватит упрямства и воли преодолеть даже такой короткий путь, Флоки выводили из себя больше, чем любые упреки. Хоть через голову, хоть ползком, на карачках, а заветный путь ему надо было пройти - и когда это было сделать сподручнее, чем теперь?
Но... гардариканка, думала она про себя что-то или не думала, или же зверобой сам уже выдумал и ее немые насмешки и попреки,- а только оказались они более правы, чем ему виделось, и чем ему признать бы хотелось. Через горницу в сени, через сени и до крыльца, держась за стены, слепошаро он еще как-то доплелся - но когда распахнулась дверь, и в лицо ударил тревожный, свежий, пьяный, несущий медвяные росы и медвяный же хмель ветер, вот тут-то колени хирдманна подкосились.
Тяжело оперся о стену, затем о перила крыльца, а затем сполз на ступеньки, закрыв глаза и видя, как мельтешат перед взором белесые мошки.

 Отправлено: 20.11.11 01:52. Заголовок: Их сарая показалась ..

Их сарая показалась Чернава. Она несла липовое ведерко с парным молоком - только что подоила козу Злыдню.
Увидела сидящего на крыльце гостя. Охнула. Поставила ведерко с молоком наземь. Подбоченилась. Начала гневно:
- Вот отойти знахарке от больного на миг - так больной уж и в бега! Или в кровати шило завалялось, лежать не давало?.. Ох, верно люди говорят: тупо сковано - не наточишь, глупо рожено - не научишь... Или тебя тот зверь о сосну стукнул той репой, на какую ты шлем надеваешь? Последний разум отбил, да? Или в твоих краях все такие шустрые, из мамкиной утробы через месяц выпрыгивают?.. Старалась баба, шила-латала, а он старается, чтоб швы разошлись? Не дорога тебе, чуж-чужанин, шкура, так о моей доброй славе подумай! Люди будут говорить: у знахарки прямо на крыльце больные мрут... такой знахарке дите малое не поверит! Ты б еще пляски у меня во дворе плясать начал! Или погоня за тобой, что ты отлежаться не можешь, как умному человеку пристало?

 Отправлено: 20.11.11 02:17. Заголовок: Не размыкая век, бог..

Не размыкая век, богато величаемый гость усмехнулся, привычно ладонью огладив бороду, подумав кстати, что ее неплохо было бы уже и постричь. Слова, выговариваемые гардариканкой, он понимал не то чтобы со второго на третье, просто не особо и старался вникать в гневно и плавно произносимые речи. Скорее слушал голос, пытаясь угадать, вправду бранится или так, ворчит, как заведено у ихней сестры, на того, кто, как кот по весенней капели, приблудился и греется, уже не чужой, и еще не свой, сам не прочь, да еще не ночь, словом - как он сейчас: погонят - поклонится да сорвется, поманят...
Ох, ежели поманят!

Глаза открыть все же пришлось, но вот улыбка, довольная и косая, какая бывает у старых мужей, вернувшихся с пированья навеселе, и у молодых парней, вечером околачивающих плетень возле знакомого дома, пока девица отвертывается от строгой матери, никак не желала покидать его губы. Правду сказать, слова гардариканки были ему как стоялый хмельной мед, который пригубишь раз - и кажется, что пьешь родниковую воду, но ступил один шаг - и упал под стол, как подкошенный, под общий хохот, чтобы проспать, как младенец, до самого утра. Вдуматься - большое ли было дело Чернаве до порванного странным зверем чужака? И какое было дело ему до нее, когда в городе у десятка молодок он не по разу взбивал пуховые перины, да вот же - пропал, не прощаясь. И сидит теперь на нагретом солнцем крыльце, а солнце уже клонится к закату, и от леса уже подступает тень, и бранится на него сладким голосом чужестранная колдунья... и так хорошо ему не было никогда.

- Ты не шуми, не шуми,- мягко щурясь на солнечные лучи, косо освещавшие двор поверх кромки леса, проговорил хирдманн, делая утишающий знак рукой. Сильно уперся рукой в доску, на которой сидел, и с натугой попытался подняться, словно лезущий из берлоги медведь, которого охотник ткнул в бок рогатиной: заваливаясь, тяжело, но с упрямством.
Зубы скрипнули друг по дружке, но Флоки все-таки произнес, в третий раз, с силой выдохнув воздух.
- Ты... не шуми.

 Отправлено: 20.11.11 02:25. Заголовок: - Тут не шуметь, тут..

- Тут не шуметь, тут коромыслом учить надобно...
Эти слова женщина произнесла уже на бегу к крыльцу. Она едва не опрокинула ведерко с молоком, спеша подхватить, поддержать этого дурня, что еще и встать норовит!
- Ты сиди, сиди, раз уж вышел... Вот тут, на крылечке сиди... ветерок овеет, хворость сдует... А я тебе молочка тепленького сюда принесу. Козье-то молоко целебнее коровьего, от него сил прибывает...
Чернава не заметила, как, поддерживая викинга, прильнула к нему грудью. Не до того ей было. Главное, чтоб раны у сокола залетного не раскрылись, кровь сызнова не хлынула...

 Отправлено: 20.11.11 02:46. Заголовок: Рассчитывал Флоки на..

Рассчитывал Флоки на то, что словенка сделает то, что сделала, или же двигало им одно лишь упрямство - дело ли воину выглядеть слабым, когда в шаге от него стоит женщина?- но только дань с побежденных народов он принял решение собрать немедленно и весьма щедро. Здоровая рука опустилась поверх чернавиного плеча, не то опираясь, не то обнимая лесную колдунью - пока сам он продолжал выпрямляться, уже не как карамора, покалеченным видом своим вызывая жалость, а как это надлежит мужчине - твердо и властно, чтоб ни единого мгновения не усомнилась стоящая перед ним гардариканка ни в его стати, ни в его силе.
Зеленые глаза с прищуром глядели на лекарку - близко, так близко, что у самого задрожало под горлом. Как будто вдохнул по глупости дыма, поднимающегося от ночного костра, весной, под цветущими яблонями, под опрокинутым звездным небом. Далеко-далеко, куда звал с причитанием нежный, тревожный ветер...

Услышит? Или сбежит?

- Не шуми,- слово, уже не раз повторенное, вдруг обрело резкость и будто чужую, дикую силу. Уже не скрываясь, нордмен обхватил спасительницу за плечи, стремительно наклоняясь и не мигая глядя во встревоженные глаза.

Сбежит или услышит?

 Отправлено: 20.11.11 02:59. Заголовок: Лицо Чернавы враз по..

Лицо Чернавы враз посуровело. Вырываться она не стала (может, боялась повредить хворому), но сказала сердито:
- Ежели ты, добрый молодец, зачнешь свою левую руку искать, так не вспоминай, где потерял: она у меня на плече лежит... Или в ваших землях принято честных вдов лапать почем зря? Вижу, вижу, выздоравливаешь, уже и мысли кобелиные в голову полезли... Весь-то, может, больной еще и не встает, а по частям встал уже? Ловки, вижу,викинги! Ты убери лапы-то, убери, ты не вьюн, а я не столб приворотный. Не твоему клюву мою рябину клевать...

 Отправлено: 20.11.11 03:20. Заголовок: Известное дело, что ..

Известное дело, что баба - как репей: сперва царапается, потом от шеи не оторвешь; однако же Флоки остановился вовсе не затем, что слова знахарки ранили его или даже просто задели. Жалеть, ох и жалеть будет черноглазая сегодня же ночью, что молвила то, что молвила; кусать, может, будет губы до крови, а белые пальцы - до косточки, что отказалась от ласки, что летним ветерком занесло да опустило на ее плечи. Но... что за охотник да за рыбак сразу же наживку дичи скармливает, в один момент ее отпускает? Нет, надо поводить, да подразнить, чтобы сама прибежала, неминуючей смерти в глаза заглядывая.
Потому что глаза ее для храбрейшего из воинов - смерть, но и у него тоже в запасе кой-что найдется, чтобы до последнего края ее довести.

- Как скажешь, хозяйка,- хирдманн приподнял брови, продолжая улыбаться, но, однако, не думая даже выпускать Чернаву из наметившихся объятий. Даже слегка привалился на одну ногу, чтобы перенести тяжесть тела на вдовье плечо: пусть привыкает, куда денется? А денется, так пусть вспоминает, на печи своей сидя, да вспоминая, чего уже не найти. Его дело жениховское.

- Гребня не найдется у тебя?- с таким видом, будто они встретились где-нибудь по хозяйству и прожили дверь-в-дверь, по-соседски, с добрый десяток лет.- А то одичаю тут, как лесной хозяин. Станут говорить,- поддразнил он Чернаву, переиначивая ее собственные слова,- что-де у знахарки хворый совсем завшивел, не человек, а копна раскиданная. Или у вас так оно принято?- яркие зеленые глаза Флоки смеялись, словно не мозжила бок тупая, неотвязная боль.

 Отправлено: 20.11.11 21:50. Заголовок: На миг Чернава задох..

На миг Чернава задохнулась - так остро, до боли отозвалось в ее сердце зеленое сияние этих глаз...
Но лишь на мгновение. Тут же она бережно, но решительно сняла его руку со своего плеча.
- Так это ты гребень искал? Не в хоровод ли к девкам собрался, что о своей красе заботишься? Не бойся, тут из всего бабьего племени только я да коза Злыдня, а нам обеим ты и косматый не страшен...
Слова о козе напомнили женщине про ведерко, и она его поспешно подняла.
- Вот погоди малость, процежу молоко, принесу тебе ковшик - испей, пока теплое, парное. Оно полезнее, чем всякие глупые затеи...

 Отправлено: 20.11.11 22:26. Заголовок: Если речи Чернавы ее..

Если речи Чернавы ее саму обратили к козе да ведру, то раненому, казалось, навеяли они совсем другие мысли.
- Девки... девкам-то равно, кто их по ночам щупает,- опираясь о столб смуглой рукой и заступая дорогу, чтобы Чернава никак не могла проскользнуть мимо него в дом, проговорил хирдманн. Улыбка продолжала блуждать по губам, но глаза стали холодными и рассеянными, как будто на дно залегла тень какой-то темной, неведомой думы. Закинув голову, Флоки бросил на знахарку, без опаски живущую в одиночестве, на краю леса, взгляд - словно выхватил из-за налокотника нож и приставил его к высокому горлу.
- Сама, небось, знаешь.

 Отправлено: 20.11.11 22:34. Заголовок: - Как же это - все р..

- Как же это - все равно? - подняла бровь Чернава. - Совсем не все равно! Любая баба тебе скажет: разве ж можно равнять добра молодца, ясна сокола, с каким-нибудь латаным-перелатаным бродягой неведомого роду-племени? Один приласкает так, что душа с телом от счастья расстается. А другой и на ногах не стоит, а лапы тянет туда, куда не указано... А ну, пропусти! А то невзначай да ненароком ведро с молоком на голову надену!

 Отправлено: 20.11.11 23:05. Заголовок: Темные, налитые холо..

Темные, налитые холодной болотной водою глаза Флоки еще один миг царапали лицо Чернавы - затем, не сказав ни слова, он оттолкнулся от столба, и посторонился, давая травнице пройти в дом, куда она так стремилась. Обида, в которой хирдманн не желал признаться даже себе, больнее звериных когтей полосонула поперек груди, заставив его поджать губы, скрывая боль, как и иной день скрывал он насмешку, под черной, пришедшей в небрежение полоской усов.
Хорошо яблочко, да зелено. Чего же оскоминой рот набивать, когда вокруг гроссами перезрелые висят, руку протянуть - все его будут.

И в самом деле, что его вдруг разобрало, словно пчелиного волка на мед с голодухи? Еще по воде писано, кто к ней шатается по ночам; один, вон, словно ошпаренный прибежал, не куда-нибудь, а к избушке. А сама-то наряжена была, словно на свадьбу - чай, не бродягу, зверем подранного, в сумерках привечать сорвалась. Да и как бабе без сильного плеча? Дров нарубить, избу изладить, чай, не сама же. Стало быть, платится широкоплечему да рукастому по ночам, и хорошо, если кому одному. Дело известное, и не то чтобы очень непристойное. Не только здесь, среди диких славян: в пышно убранных замках страны Окситании, вдовы, жены, а, случалось, что и молодые девицы, отдавались сильным и храбрым - кто за земли, кто за наряды, а кто и за то, чтобы на празднике, коий они они прозывают турниром, глашатаи в пестрых плащах трижды прокричали ее имя - и ничего больше.
Все это Флоки думал, невидящими глазами вперившись в ближнюю кромку леса, желая избавиться от черной досады, что подступала к горлу, перекрывая дыхание. Он понимал это, но досада от этого только росла, прибавляя недоумение и обидную злость на себя самого: ему что за печаль, с кем росская ведьма по травке катается? Ему надо думать, как к Сигвату попасть, на драккар, а уже там - прощайте, березовые леса и девки в холщовых сарафанах, здравствую, весло и смолистая палуба.
Ветер, ветер сегодня напоил его дурным своим вином, смущая несвоевременным и ненужным призраком. Завтра же переменится ветер, завтра сойдет марево; да и кто ж знает, не подсыпала ли она сама ему дурманной травы, чтобы для смеха покуражиться над пришельцем.

 Отправлено: 22.11.11 00:23. Заголовок: А тем временам Черна..

А тем временем Чернава в сенях процеживала сквозь тряпку молоко. Не чинно-степенно все делала, а с толчка да с рывка. Стучала посудой, едва не расплескала молоко. Злилась баба.
Нет, люди добрые, а как же было Чернаве не злиться? Вот уж верно люди говорят: коза во двор, а козел через тын глядит! Чего он размечтался, морда варяжская? Раз глазищи зеленые да бесстыжие, так Чернава ему и на шею кинется?..
Руки над миг замерли над горшком, накрытым чистой тряпкой. Зря, ой, зря женщина так подумала! Разом ей помстилось, что прижалась она к широкой груди варяга, руки вокруг его шеи кольцом неразрывным сомкнула...
И тут же мечтательная улыбка сменилась злой гримаской.
Кобель! Бродяга! Известное дело - баба на воле, что горох на поле: любая скотина ущипнуть норовит! Надо было ему по дурной голове ведром двинуть... а Чернава тут молоко цедит... чтоб скорее силу набирал этот... этот зеленоглазенький...
Щедро плеснув в ковш процеженного молока, травница шагнула к двери. Но не удержалась. Воровато оглянулась на дверь, быстро отпила глоток, скороговоркой прошептала:
- Чтоб мне мысли твои ведать!..
Смахнула рукавом с губ молочные усы - и степенно вышла на крыльцо.
- Что, гость дорогой, в лес смотришь, словно волк на цепи? Коли в путь собрался, так сил наберись. Молочка испей, оно любую хворость изведет...

 Отправлено: 22.11.11 01:08. Заголовок: Флоки даже губу заку..

Флоки даже губу закусил, больно, чуть ли не до крови, чтобы не повернуться навстречу колдунье, как хотелось, сдержать слова горечи и обиды. И то, с чего ему обиду держать? Сыт, жив - много ли дорожному человеку надо; спасибо, что за порог не вытолкали, когда на ноги поднялся.

- В путь...- глазами пытаясь нашарить среди деревьев что-то отродясь не существовавшее: может, след, как заяц в разгар лета гнезда вьет, а, может, как медведь избы строит, да бобру, царю речному, за прошлогодний снег сбывает. Выпрямился, пытаясь уцепиться недужной рукой за пояс, но только зубами скрипнул, когда она бессильно повисла, обдав его жаркой болью.
- Верно сказала, в путь мне пора. Ждать не будут, уйдут - что мне тут, по дворам побираться? Бродяг-то латанных, я чай, у вас самих непереводно,- злые насмешливые глаза укололи Чернаву, когда, не выдержав, нордмен повернулся таки к ней, уже не в силах сдержать разъедающую его изнутри досаду.
Внутри заныло, когда он представил, что завтра или сегодня, действительно придется уйти - тихонько так заныло, по-подлому, да только Флоки унял разошедшееся сердце быстрее, чем оно закричало вслед этому вою. Его ли дело - сидеть на печи у бабьей юбки? Еще веретена ему самому недоставало, да передника - и баба бабой будет, бороду только сбрить. А так и надо, совсем к старости ополоумел что ли?
И без него охотники сыщутся.

- Молочко для телят да детей побереги,- проговорил он с ухмылкой, ясно показывавшей, каких именно телят да детей имеет в виду.- У кого, знаешь, на губах еще не обсохло; с ними поваднее по ночам-то.
Чувствуя, что еще немного - и язык его вовсе развяжется, открывая словенке мысли, для открытия не предназначенные, и ее бабьему уму по скудости его недоступные, Флоки решил, что будет за лучшее поскорее прервать этот ставший вдруг опасным и болезненным разговор. Оттолкнувшись от столба, на который он опирался плечом, Хэннингсен повернулся так резко, что широким плечом чуть не сшиб хозяйку вместе с ее проклятым ковшиком. Но от движения в глазах хирдмана затуманилось, острая боль опоясала грудь, и все, что смог он - с яростью проскрипеть, нагибая голову, чтобы не выдать ни гнева, ни закушенных губ этой... ведьме.
- Пусти!- опасаясь, что она все же угадает своим колдовством и опять накинет на него ловчую сеть объятий, выплюнул он.

 Отправлено: 22.11.11 14:44. Заголовок: Чем больше злился ва..

Чем больше злился варяг, тем спокойнее становилась Чернава. Вон как рычит, волчара забеглый! Да оно и хорошо для мужика-то: смирную собаку и кочет бьет! Чай, добрый молодец, а не миска с киселем! А коль он в гневе, стало быть, Чернава его больно задела. Тоже ладно: пусть не думает, что на цыпленка наступил...
- Я-то пущу, - сказала она мирно. - Что мне за тебя держаться, чай, не куль с добром! А только далеко не уйдешь, у ворот свалишься. Что ж ты себе-то вредишь? Видала я твои шрамы - не первый раз этак разукрашен-то! Знаешь, каково это, если кровушка в сыру землю убежала. Отлежаться тебе надобно, отдышаться. А что в дому, где ты лежишь, хозяйка - злыдня хуже своей козы... ну, что ж с этим поделаешь? Норов - не боров, откормить, да не убить... Да тебе-то что за печаль? Встанешь, орел, на крыло, да прочь и улетишь. - Чернава вздохнула вроде бы легонько, но так, чтоб варяг приметил. - А пока уж потерпи, послушайся меня. Не зря люди говорят: для хворого знахарь - князь. И молока испей. Не я же придумала, что оно силу дает!

 Отправлено: 22.11.11 15:49. Заголовок: Почему-то напоминани..

Почему-то напоминание о том, как он лежал, полуголый (а то и в чем мать родила) в постели росской чародейки, заставило вдруг скулы хирдмана вспыхнуть огнем почище того, что греки обрушивали со стен города на своих врагов, и секрета которого их пленные не открывали и под самыми зверскими пытками. Не то чтобы он покраснел, словно девица, которую в первый раз зазвали за околицу, но кожу начало немилосердно жечь и щипать, так что впору кинуться в ледяное озеро, только бы этот пожар затушить. Что привело к тому - то ли ласковый голос, какого он никак не ожидал и каким Чернава с ним заговорила, то ли опущенные ресницы ее, под которыми скрылся пьянящий взор - то ли едва заметно прервавшееся дыхание, заставившее всколыхнуться под рубахой высокую грудь, которую - что уж таить греха - искали и сладко нашли бы его жесткие ладони? Голос этот и взор хуже недуга подбивали его под колени, не давая ни шагу ступить тому, кто собирался, не глядя на хворь, убежать прочь, лишь бы глаза не цеплялись ежеминутно, не липли, как смола, к статной фигуре молодой вдовы.
Ведьма, ох ведьма!

Слова, что произносила гардариканка, лишь добавляли горечи и жаркого пламени в его мысли, путали и сбивали с толку, словно собаку, которой дали понюхать летучего пепла. То он в ее словах был соколом залетным, то кобелем драным; то не куль с добром, а теперь - "встанешь на крыло, улетишь"...
Ведьма она и есть ведьма.

- Мягко ты стелешь, красавица, да после спанья такого ребра болят,- сощурив глаза, Флоки порывисто поднял голову, словно беспрерывное поминание Чернавиного ремесла придавало ему новые силы в борьбе против ее колдовства. Верно говорят, имя истинное для чародея - смерть, и только тот может на них взирать без страха, кому свезло это имя прознать. Теперь же оно было как оберег, протянутое с борта весло, по которому нурдмен выберется и из моря в ненастный час, и из самого царства Хель - не то, что из сетей какой-то деревенской знахарки.
- Да и непривычный я по перинам-то валяться. К тому же,- язвительные слова как будто сами собой пришли на язык,- и тебе и гостям твоим от того помеха и неудобство. Да и что бы могло быть хорошего...?- он не договорил, на корню пресекая мысль, которая могла бы его погубить, если бы только гардариканка словила ее в шитый рукав, словно птицу.
И все же горящие глаза Флоки пытливо, ярко блеснули на Чернаву. Здоровой рукой зверобой перехватил принесенный ею ковшик под донце, соображая, чего могла она намешать в это отдающее слабым козьим запахом молоко.
- Небось, не свалюсь,- взвешивая предполагаемое зелье в руке, изрек он, горько усмехнувшись предстоящей разлуке.- А и свалюсь - подальше отползу, чтобы тебе, травница, покору от соседей не было. Жив буду - отслужу,- хирдманн поднял было ковш к самым губам и даже наклонился, омачивая в молоке губы и кончики черных усов, - но потом так же решительно отстранил угощенье, почти впихнув его в руки хозяйке.
- А не отслужу, так и лихом не поминай!

 Отправлено: 22.11.11 22:20. Заголовок: - Какая помеха, кому..

- Какая помеха, кому? - с неожиданной горечью усмехнулась Чернава. - Лежи, отдыхай, не нынче твои дружки отчаливают. А коль опоздаешь на берег, коль не дождутся тебя варяги - и тогда не придется тебе по чужим сараям ночевать. Скоро этому дому пусту стоять, меня здесь не будет... так не все ли мне равно, кто здесь поселится? Захочешь - живи ты. Без хозяина дом - сирота...
Быстро прикрыла рукавом лицо, обернулась, убежала в крыльца в сени...

 Отправлено: 22.11.11 23:26. Заголовок: Флоки даже не успел ..

Флоки даже не успел слово сказать - а знахарка порхнула в двери, словно куропатка, вспугнутая охотником - только подол рубахи мелькнул в полутьме, да плеснуло из ковшика, словно из рук небесной ткачихи, духмяное козье молоко. Призраком, каким уже почудилась она ему однажды во время бредовых метаний, выскользнула из рук, словно никогда не существовала.
Сердце захолонуло, и на короткий миг нордмену почудилось, что дом перед глазами поплыл, и вот-вот рассыплется в прах: потекут крепкие стены, сгниет и распадется ладно покрытая кровля, как слепые рыбьи глаза, нальются и вытекут окошки.... и останется от пригревшей его избы только погорелая печь, а над нею - призрак, одурманивший да опьянивший его душу.
Древняя, страшная и скорбная сказка.

Словно желая развеять догадку, убедить самого себя в том, что не куражатся над ним лесные духи или утоплые девки из близкой реки, Флоки рванулся следом за знахаркой через порог - да так и замер, словно и сам был подгорным троллем, медленно одевающимся в серый камень под лучами раннего солнышка. Упершись (а, может, прижавшись) горячим, словно в бреду, лбом к косяку, он крепко зажмурился, часто и тяжело дыша.

... Тяжко, когда болят у воина кровавые раны, тяжко, когда к холоду или теплу ломит перебитые кости; одному лишь ему ведомо, сколь раз умывался он ключевою водой, вытирая кровь с разбитых губ. Одинокая старость караулит его за одним плечом, яркая молодая смерть, смеясь, стоит за другим; вся жизнь его - путь между ними, от одной к другой, от спора к спору, от сечи к кровавой сече. И Старость шепчет, что не все еще прожито, а Смерть - что все равно, когда и с кем лечь, до конца испив последнюю чашу: с этого пира, от этого веселья никто еще не уходил, ни один не просыпался. И боги смеются над ними, и смех их порой страшен: попустишь минуту - и не видать тебе ни светлой Вальхаллы, ни гневных валькирий, что несут за собой радость и бурю; один шаг шагни - и перед тобой уже врата Хель.
Но есть и страшнее этого: вырвать из груди сердце и отдать его на открытой ладони, игрушкой другому, забыв и про седину в волосах, и про исхоженные дороги, сменяв запах кипарисов да высверки льдов на тепло домашнего очага.
Страшно.
И нужно ли?

Лицо Флоки горело, как будто кто поминал его гневным словом, и впервые в жизни Весть не знал, кто же это мог быть, ратные ли товарищи или черноглазая гардариканка. Знал он только одно: они - далеко, а она - рядом, стоит только переступить порог.
Знал, но не шел. И чем дольше противился этому наваждению, тем спокойнее становилось на сердце, и холоднее делались мысли, как будто бы кто-то выстужал, вымораживал у него горячую кровь. Чему быть, того не миновать, не с руки ему было бежать за красавицей, не по чину сжимать ее белые руки; на то молодых парней да гуляк полуночных с избытком достанет. Не любовником его родила на свет мать, не ему девки будут чесать кудри, да плести венки. Его дело - путь, без конца, без остановок, в манящую даль, подалее от пылающих очагов, сладких поцелуев, да горячих объятий.

Мысли эти, казалось, достаточно успокоили Флоки, чтобы он, уже без тайной дрожи потянул на себя ладно поставленную дверь избы и переступил порог.

 Отправлено: 23.11.11 21:31. Заголовок: Чернава сидела на ши..

Чернава сидела на широкой скамье в сенях, устало уронив руки. Лицо ее было строгим и печальным, глаза устремлены перед собой - ах, оставьте, люди, горькую сиротинушку, дайте ей спокойно умереть...
Несколько мгновений дала Флоки полюбоваться этой душераздирающей картиной, а потом встрепенулась, вскочила со скамьи - словно птица вспорхнула.
- Проголодался? Погоди немного, щи почти готовы...

 Отправлено: 23.11.11 21:58. Заголовок: - Постой,- не зная с..

- Постой,- не зная сам, зачем, Флоки протянул левую руку, останавливая порыв хозяйки. Что-то непонятное было в этой ее внезапной печали, в усталости, вдруг промелькнувшей на лицо, в руках, словно сломанные ветки рябины, упавших на яркий сарафан. Ни единого разу - когда ли сидела возле него бессонную ночь, или когда хлопотала по хозяйству, кружась словно веретенце в руках ловкой пряхи, не выказала ему Чернава ни усталости, ни своей боли.
А теперь...

- Что с тобой?- так и не решившись назвать травницу по имени, хирдманн поймал край ее рукава, а потом и плечо, осторожно, с почтением, чтобы гордая бабочка не подумала, что пытается он снова нанести ей обиду. До щей ли было, когда стряслось что-то, от чего ясные очи Чернавы затуманила злая тоска?
А, может, вовсе и не шутила она, не дразнила его по-бабьи, говоря, что, надумай он возвернуться, ее здесь не будет? Стоять этому дому пусту, словно бобылю, до кончины своей земной на мир смотреть темными окнами...

- Обидел кто тебя, хозяюшка?

 Отправлено: 24.11.11 22:09. Заголовок: - Обидел?.. - как-то..

- Обидел?.. - как-то по-детски, жалобно переспросила Чернава. - Обидят, коли прочь не уйду...
И, разом подобравшись, зло и жестко - словно другая женщина встала перед Флоки! - вскинула перед собой ладони:
- Вот этими руками детишек принимала, раны зашивала, кости переломанные в лубки вправляла, зелья из целебных трав варила... Не любят люди, ох как не любят, если баба больше прочих ведает... злое это слово - ведьма... Учила меня умная старуха, наставница моя: не заживайся, Чернава, на одном месте, к дому да хозяйству не привыкай, ухо держи востро: неровен час - в бега придется пускаться... А сама не побереглась: подперли люди добрые в ее дому кольями дверь да окно, искру на сухой мох высекли...
Чернава была бледна, глаза ее сверкали. Сейчас она не притворялась.
- Как начнут люди при встрече глаза отводить - первый это знак, что беда рядом. Боятся сглазу... Как пойдут шепотки за спиной - тут уж и вовсе опасаться надо. А уж ежели напрямую спрашивать осмеливаются: не портишь ли скот, Чернава, не губишь ли детей в утробах материнских, не водишь ли дружбы с татями лесными... А чего спрашивать? Я хоть на все четыре ветра прокричу: да, и разбойников лечила! Коль в дом мой постучит хворый да израненный, я не выспрашивать-выпытывать начинаю, кто таков да откуда, а помогаю! Лечу! А теперь... теперь...
Чернава замолчала, усилием воли сдержав подступающие слезы. Самые настоящие.
В этот миг травница и в самом деле верила, что нет за нею никакого греха, а только страдает она от людской злобы да трусости.

 Отправлено: 24.11.11 22:52. Заголовок: Желваки играли на ще..

Желваки играли на щеках Флоки, пока он слушал эти речи, слушал горькие жалобы росской колдуньи - и видел других людей и другую страну, и зеленоглазую женщину, что тихо плакала в изголовье крытого соболями ложа, прижимая к себе мальчика с буйными черными кудрями. Чернава ли произносила те речи, или уже доводилось ему слышать их - в другом мире, на другом языке? Испуганные, полные лютой злобы глаза, вонючие пасти, лающие: "Ведьма! ведьма!", ползучие руки, под знаком благого дела не попускающие потешиться чужой честью и чужой красотой - память это была или только пригрезилось ему при словах гардариканки.
Волосы мальчика давно уже тронула седина у висков, и два серых пятна уже легли в его бороду - и теперь опять перед ним стоит женщина с гордо сверкающими очами.

... Рука нордмена с силой сжалась на хрупком плече, с силой притягивая к нему отчаявшуюся женщину. Встань сейчас перед ним сам Один со всеми своими валькирьями, прикажи ему учинить обиду красавице-знахарке - не моргнув, самому Отцу богов бросил бы он в лицо все, что кипело в его сердце.

- Идем со мной!- через стиснутые зубы выдохнул он, близко, сжигающим взглядом впиваясь в лицо спасительницы.- Перышку птичьему не дам на тебя упасть, волком твоим перегрызу горло всякому, кто только посмеет взглянуть искоса! Кровью умоется, кто на рябину мою вздумает наточить свой нож; ясенем сплету ветки над головой, над твоим изголовьем щит повешу, чтобы не тронули тебя ни человек, ни зверь, ни сама Хель! Идем!

 Отправлено: 25.11.11 15:09. Заголовок: Только рука варяга, ..

Только рука варяга, твердо держащая плечо, не дала Чернаве отшатнуться. Но не потому, что грозной яростью засветились зеленые глаза мужчины. Нет, почудилось Чернаве, что опалил ее жаром столб колдовского пламени.
"Ты мне это предрек, Огонь Сварожич?"
Знахарка умела читать знаки судьбы. Она не колебалась ни мгновения.
- А пойду! - ответила Чернава решительно.
И вдруг охнула, всплеснула руками, резко вырвалась и кинулась к печи - загремела ухватом, снимая с огня горшок со щами.
Баба - она баба и есть...

Скрытый текст

Эпизод завершен