Отправлено: 02.12.11 22:33. Заголовок: "... придорожные ведьмы воинам тупят смелость и меч" - берег, первый привал

 Отправлено: 11.12.11 15:57. Заголовок: Ох, встрепенулось, о..

Ох, встрепенулось, ох и взыграло ретивое от ведьминских глаз, от влекущего темного взора! Словно колос под ласковую рукой пахаря, словно зверь какой, впервые ласку почуявший - застонало, закрутило под сердцем, увлекая, склоняя мужчину перед извечной властью женщины - той, что идет не от светлого солнышка, не ясных бегущих вод, а от самой Мары, что томит в ночи несбыточными желаниями. То ли от тех своих предков, что под колкими звездами пели о золотоволосой деве, что вечно ждет милого - то ли от тех, что под знойным солнцем видели вдали ложные картины красавиц, плещущихся в голубом озере - но только кровь Флоки вдруг забурлила и вспенилась, как пенится крепкий, с вереска собранный мед. Выпрямившись, упершись ладонями в дерево, на котором сидела Чернава, он с силой подался к ней, близко, так что коленочки уперлись в горячий живот - и много, ой много могла бы почувствовать баба от того прикосновения.
Глаза нордмена смеялись - но смех этот был другой; не прежний - задорный, лукавый, а тяжкий, и, может быть, даже грозный, такой каким смеются перед лицом шторма, отбрасывая со лба волосы, на которых искрятся, сверкают под звездами пена и соль.

В жарком шепоте приоткрылись губы, и с них вырвалось, как заклинание, не то стоном желания, не то упреждением, не то вздохом уже говоренное:
- Смотри, не ожгись.

 Отправлено: 11.12.11 19:46. Заголовок: - Уж лучше жги, да м..

- Уж лучше жги, да морозом не морозь! - тихо, но не робко ответила Чернава.
Может, и на грудь бы молодцу кинулась, забыв, что от соседних костров и так на их посиделки искоса поглядывают...
Но вдруг замолчала. Резко побледнела. Вскинула ладони к груди, уставившись на что-то, судя по застывшему взору, за спиной Флоки.
И тут же кровь вернулась к щекам, да еще как вернулась! Запылала женщина румянцем, словно девка, которую впервые парень к забору прижал. С губ сорвалось дрожащее, радостное, неверящее:
- Ооох...
И тут же оживилась, счастьем засияла:
- Видела!.. Вот чтоб мне моя стряпня поперек горла встала, ежели вру! Пришел, сам пришел, показался... Мех рыжий, точно золотом осыпан... И остролист зубами за стебель держит... и морда хииитрая! Ведь была замужем, а его не видала... Но что ж он сюда-то пришел, ему же не время еще... поспешил, поспешил... Ну, теперь я точно знаю: все у нас, любый мой, будет хорошо!
"Любый мой" выговорилось просто и легко, незаметно для самой Чернавы.

 Отправлено: 11.12.11 20:56. Заголовок: ... Видать, совсем п..

... Видать, совсем помутился ум у "добра молодца": когда Чернава вдруг спала с лица, заглядывая ему за спину, не повернулся он, чтоб встретить врага грудью, чтобы оборонить себя и ее. Обхватил он красавицу-колдунью за руки, за белые плечи, чтоб, ежели придется, не расстаться с нею в последний миг своей жизни. На одно лишь короткое мгновенье, пока не обжег его жар ее щек, и не коснулся взволнованных вздох.

Только тогда хирдманн оглянулся, силясь различить напугавшее и обрадовавшее колдунью - но взгляд охотника не увидел ни шевельнувшихся кустов, ни мелькнувшей быстрой тени. И уже совсем было собрался успокоить женщину, как вдруг прозвучало это невероятное, радостное, дрожащее:
- ... любый мой!

Сердце зашлось неистовым боем - а потом вдруг утихло, как будто бы тихий, не чернавин, другой голос, зазвучал ему в уши, и слова его не расходились с вырвавшимся у женщины.
- Тише, тише...

- Тише,- повторил Флоки, удерживая в объятиях гардариканку; то ли боялся, что ускользнет она прочь, как ускользнула однажды, насмешливым словом кольнув его в отместку за вырвавшуюся тайну, то ли никак не желал размыкать рук, лежащих на стройном ее стане, прижимавших к дрожащей груди ее белую грудь. А, может, и желал попросту успокоить испуг ее: мало ли, что с устатку в тумане да в лесной темноте привидится, иной раз и самому такое мерещилось, что рассказать - не поверят.
- Не бойся, ива ожерелий, не дрожи, осина сердца моего. Никто больше не властен над тобою, ни добрый, ни злой,- я один перед тобою, а ты за моим плечом. Кто напугал тебя, скажи?- и, отважившись наконец, Флоки, не робевший ни перед сильным, ни перед богатым, да и перед властителями мира не опускавший своей головы, не стиравший пыль с их сапог черной своей, инеем тронутой гривой, повернул к себе близкое лицо, все еще пылавшее, словно в лихорадке.
- Кто?

 Отправлено: 11.12.11 22:14. Заголовок: - Не напугал, - свет..

- Не напугал, - светло ответила Чернава. - Обрадовал...
Объятия варяга показались ей продолжением чуда. И так бы и замерла она в них, забыв обо всем... Но привычная рассудительность не вовремя и не к месту постучалась в душу: "Эй, ты не забыла, дуреха, что люди вокруг?.."
Чернава мягко высвободилась из рук Флоки.
- Пусти... Ну, пусти же, сокол мой, смотрят на нас... Дай лучше расскажу, кого видала. Говорят люди, что когда муж и жена лежат на брачном ложе, вокруг незримо ходит огромный кот, охраняет их. Зовут его Люб, он рыжий, большеухий, а в зубах держит стебель стрелолиста. И гоняет он от постели другого кота - черного, злющего, с веткой белены в пасти, его зовут Нелюб... Но сейчас-то Люб зачем явился? Вроде как не вовремя...

 Отправлено: 11.12.11 23:11. Заголовок: Ох, ежели бы не собс..

Ох, ежели бы не собственные слова, если бы не наказы, что сам давал он красавице-колдунье! Что были корни для охотника, что были для воина колючие травы; ни завистливые взгляды, ни клочья бороды, что водяной царь решил распустить по берегам (он бы не заблудился в них), ни прекрасные ундины, что заманивают путников (он бы и не взглянул на них) не остановили бы Флоки от того, чтобы на руках унести сейчас росскую колдунью, да не спытать, ко времени или нет появился перед ней огневолосый кот.
Вот только... если бы к глазам тем, что вдруг почувствовал он всею кожей, не прилагались еще длинные языки. Те же, что шептали, шипели давным-давно в далекой Нортумбрии, скрываясь в тенях королевских замков, утекая, как крысы, в вонючие щели.
Ведьма.

Да только теперь нипочем им не взять верха. И не зря он сказал Чернаве, что ее честь теперь честь его. Стало быть, самому блюсти ее надо во сто раз строже.

- И то, красавица,- ухмыльнувшись, хирдманн отстранился, как того требовала словенка, усаживаясь обратно, на теплую от близости костра траву. Подобрал ложку, выпавшую из пальцев при явлении расчудесного кота, да от горячих объятий, и обстоятельно протер ее краем рубахи.- С чего бы коту твоему вдруг сюда и податься? Нешто он кобеля драного одарить решит, с чего бы бродягу латанного вдруг пожалует? Разве что поглядеть да плюнуть...

 Отправлено: 12.12.11 22:26. Заголовок: Чернава уже пришла в..

Чернава уже пришла в себя настолько, что поддакнула лукаво:
- Так вот и я же удивилась!..
Но тут же испугалась, что обидит своего вспыльчивого варяга, и быстро продолжила:
- Я удивилась, что Люб сюда пришел. Тут ему никто песен не споет, никто любок не поставит... Ты, сокол залетный, знаешь, что такое любок?
И загадочным, жарким шепотом рассказала, что на свадьбе пекут лепешку-ладью из пышного белого теста, с вмятинкой посередине. А из ржаной муки крутого замеса выпекают вроде как грибок - и шляпкой вниз прямо в эту мягкую вмятинку втыкают. ("А что это означает - сам, чаю, догадаешься...") А потом потихоньку, втайне от чужих глаз, ставят этот любок под кровать новобрачным. Чтоб было чем полакомиться рыжему коту, чтоб с новыми силами погнал он прочь от постели черного Нелюба с его страшной беленой...

 Отправлено: 12.12.11 23:17. Заголовок: В продолжение расска..

В продолжение рассказа Флоки не знал, плакать ему или смеяться. Вот же бабье племя, видно, впрямь у них намест языка помело привязано! Али невдомек красавице, что от таких слов мужику хоть в лес беги, да пристраивайся к первому дуплу; хотя теперь уж не побежит, хорошо если разогнуться сможет.
Ох, красавица моя, что же ты делаешь? Доиграешься ведь, ни кота твоего, ни мягкой постели не дождешься: ухватит тебя, лапушку, волк серый, да утащи в чащу лесную - только веточки закачаются, да застонут...

Однако же, данное слово заставило нордменна крепиться, пока были силы; только желваки на смуглых щеках поигрывали, да в горле вдруг пересохло, словно и впрямь, объелся он неведомой, но зловещей ягоды белены.

... Когда Чернава, наконец, смолкла, то ли завершив свою повесть, то ли замечтавшись о том, чего баба мужику разве что в самую тайную минуту скажет, он рискнул, наконец, шевельнуться - надо же было хоть чем-то заесть сухоту во рту. Движение получилось неловким, потому как все тело от пояса словно бы закаменело, и не желало слушаться, так что нурман чуть не шлепнулся обратно, морщась, словно от старой раны - но с собой совладал и, зачерпнув полную ложку варева из чернавиного котелка, шумно, с большим облегчением осушил ее.
Потом другую. И третью.
Полегчать от этого не полегчало, но силы на то, чтобы передать (почти впихнуть) злополучную ложку Чернаве, у нортумбрийца на сей раз хватило. И все же мысли его продолжали вертеться вокруг рассказа, по прежнему томившего дух и тело: кашлянув в кулак и кое-как отдышавшись, Флоки решился наконец, произнести глухим, но уже почти насмешливым голосом:
- Вот, значит, как сладкие дела-то у вас делаются... И что же, без пирога того, думаешь, добрый клинок своих ножон не найдет? Обожди чутка, поглядим... говорят, сокол ко гнезду летит - и краев не заденет.

 Отправлено: 14.12.11 12:18. Заголовок: Одно дело - рассказа..

Одно дело - рассказать зашедшему в твои края чужеземцу о здешних богах и обрядах. И совсем другое дело - зубоскалить о постельных делах с мужчиной, который тебя в жены позвал. А потому Чернава ответила мирно и согласно:
- Оно так, сокол и в темноте гнездо сыщет...
Взяла у мужа (ох, у мужа!..) ложку, зачерпнула похлебки, с удовольствием проглотила и сказала нарочито буднично:
- Крупа-то разварилась в самую меру...

 Отправлено: 14.12.11 14:38. Заголовок: За то немногое - вед..

За то немногое - ведь и вправду немногое - время, что Флоки успел приглядеться к Чернаве, и за которое прикипело, всеми жилками приросло к ней большое, тосковавшее его сердце, нордменн достаточно выяснил, что покорство это - напускное, хороший бабий обычай, вроде того, про который бывалые мореходы говорят: в самом тихом озере - самое глубокое дно. Однако же то, что колдунья не перечила ему и с глазу на глаз, потаенно улыбаясь при этом, но не пытаясь поставить (словно непуганные девки или иные дурные бабы) свою, несомненно, неслабую волю против его воли, было оценено по достоинству, завязано узелком на памяти и крепко сохранено. Строптивая женка - колодец мутный, и захочешь напиться, да плюнешь; куда как большего разумная супружница может добиться уступчивой лаской, потупленным взором, ночным шепотом и прочими женскими хитростями, на какие не стыдно попасться было ни Отцу богов, ни могучим древним царям, ни одному из мудрецов, что, сказывают, ловили духом, запечатывая их в глиняные сосуды и останавливали самое солнце. Ни меч конунга, ни булава владыки не могут принудить мужчину к тому, на что побуждает иногда долгий, сияющий взгляд любимых глаз.

Словом, ответ Чернавы побудил в нем одновременно глубокую благодарность и понимание, что, как ни повернись его дальнейшее жениховство, не ошибся хожалый да бывалый нортумбриец, и не зазря сохло теперь и трепетало его нутро от одного только звука женского голоса.
Подвинувшись, улыбаясь в усы от того, что так все выстраивается гладко, да удачно, он терпеливо дождался своей очереди, и приняв от травницы ложку, принялся за ужин.

... Было красавице-колдунье это ведомо, или же нет, да только пища, поданная из мужниных рук сама все равно как приворот и испытание: поперхнется или обожжется красавица, алыми своими губками поданное принимая, или жемчужными зубками надкусывая - дурная примета. Девки для таких дел вяжут да шьют парню рубаху нательную: сможет носить, будет ему в ней летом не жарко, да в лютую зиму не холодно - стало быть, задастся и сладится; коле же жечь его гладкий лен станет хуже крапивы, или тянуть да резать во всех местах - не судьба. А мужик шить не обучен, а вязать здоровенному детине с пальцами в прут и того несподручнее, хоть он копьем в глаз лягушке попади. Вот и приходится выкручиваться, как умеют.

Далеко-далеко, в земле Ромее слыхивал Флоки какую-то страшную сказку про подземного бога, навроде Сурта, который скормил так супруге семечки карфагенского яблока*, чтобы она не смогла больше любиться с молодыми парнями, а приросла б попрочнее к дому; конечно, такая ненадежная мера не помогла, и бабочка загуляла потом с бервым оборванцем. Однако же предупрежденный вооружен - и нортумбриец надеялся, что с ним у гардариканки такие фокусы не пройдут.
- Надо будет потом веток наломать, что ли,- произнес хирдманн задумчиво, приканчивая очередную ложку и привычно вытирая ее о плечо. Сидел он уже не напротив Чернавы, а на траве возле ее ног, ровно как цепной пес, глядя в огонь и изредка бросая долгий взгляд на зазнобушку.- Лето - летом, да места здесь водянистые. Оглянуться не успеешь, лихоманка набежит. Опять же, для детей вред,- будто бы невзначай проговорил он, протягивая ложку травнице.

пунический или карфагенский плод - гранат. Гадес угостил его семенами Персефону, чтобы связать ее с подземным миром.

 Отправлено: 16.12.11 00:12. Заголовок: - Лихоманка - не от ..

- Лихоманка - не от реки, а от болот, - уверенно заявила ведунья-травница. - Да и на болотах ее можно отогнать, ежели знаючи... Но там, куда плывем, говорят, места хорошие для жизни, сухие.
Слова Флоки о детях она мимо ушей не пропустила. И тихо порадовалась тому, что ее мужчина так радеет душой за еще не родившихся детей.
Тут Чернава тихо вздохнула про себя: этих детей, сколько их ни народится, ей придется растить одной, рассказывая им про вечно отсутствующего отца. Потому что не усидит ее сокол на месте, ой, не усидит, вот чтоб Чернаве ромашку с беленой спутать, если это не так!
Женщина наперед видела свою будущую семейную жизнь: сначала Флоки поставит дом, обзаведется хозяйством - со старанием, в охотку, в радость. А потом затоскует по шелесту парусов, гулу волн и лязгу мечей.
И что тут поделаешь?
А ничего.
Чернава знала: людей переделывать нельзя. Опасно это, да и глупо. Не нравится тебе человек - уйди, не води с ним дружбы, дел не имей. Муж тебе не по сердцу - беги прочь, мир велик, не тяни до старости, найдешь еще свою судьбу... Ах, не хочешь? Люб он тебе? Так принимай таким как есть. С добрым и худым, что в нем таится.
Оно бы, конечно, хорошо было, чтоб муж всегда был рядом с Чернавой. Но Флоки на месте не усидит, а ей нужен только он. А значит - судьба ее такая: высматривать издали парус да заговаривать счастье и удачу для своего бродяги...
Отогнав мысли о далеком будущем, Чернава спросила негромко:
- Я же про тебя ничего не знаю... Откуда ты прилетел, орел чужеземный, какого ты роду-племени?

 Отправлено: 16.12.11 00:59. Заголовок: Спорить с Чернавой н..

Спорить с Чернавой нортумбриец не стал. Во-первых, с бабой спорить - что горох жерновом молоть, один треск; во-вторых, спорить было особенно и не с чем: захворать от стоячей воды можно быстрее да тяжельше, чем от самого ледяного моря, потому в ней гниль и застой, а они, учили знахари все из той же далекой землицы Ромеи, проникают в тело особой жидкостью, как бишь ее... малахолией? Ну и последнее - не особо хотелось ему спорить-то, больно ладно было так вот сидеть, глядя на мерцающее пламя, со странным чувством, что все это было уже когда-то, давным-давно, только вот он забыл на двадцать лет, а теперь пытается вспомнить.
Очнуться от долгого, долгого сна.

Точно пытаясь сыскать, разглядеть в прошлом, где же, в какой стране, уже так сидел он с черноглазой колдуньей у лесного костра, Флоки сделал то, что не позволял себе никогда. Снова перед его глазами задрожали, зашелестели под ветром серебряные травы на пустошах Нортумбрии, снова пестрым ковром покрылась зыбь болот; снова чаечий крик - тоскливый, протяжный - разносился над скалами, о которых бились, как вдовы, волны датского, ютландского моря... Никогда, вроде, не тосковал хирдманн по далекому побережью Альбиона - а тут защемило вдруг сердце, да так протяжно, так скорбно заплакало, что хоть волком вой.

Потому вопрос Чернавы не показался ему ни странным, ни несвоевременным. Напротив, дело известное: хочет красавица знать, что за голь перекатная ее за себя позвала, что за кровь, не дурная ли, в детях ее отобразится да перельется. И то правда, ей носить, ей на ноги поднимать.
Только как объяснить-то ей, зазнобе, как мир огромен и широк? Для нее, чай, и этот-то путь уже к другому его концу приближается.

- С запада,- улыбнувшись, решился он дать самый короткий и самый простой ответ.- Ежели от ваших земель на север отправиться, будет там море, пресное, по имени Сево*, а потом еще и другое море, соленое, а потом и еще одно; если по нему поворотить на закат, да плыть от полной до полной луны при попутном ветре, будет там одна земля... остров. Там таких как мы, зовут аскеманами, людьми ясеня, туда мой отец пришел с товарищами из Нурланна, чтобы стать дружинником тамошнего короля. А мать...- он нахмурился, не зная, стоит ли говорить, и не в силах скрыть подобное от Чернавы; пожал плечами и проговорил равнодушно.- Про мать разное говорили. Кто говорил, что королевской крови, а кто - что из... как рассказать-то? ну, вроде подружки, служанки при королевской жене... А кто говорил, что и ведьма,- зеленые глаза недобро блеснули, когда хирдманн на миг кинул взгляд на шумящий в отдалении лагерь россов, словно отделенный от их костра непроницаемой и невидимой стеной.
Сплюнув злость, нортумбриец повторил, подбираясь, как зверь и обнимая колени:
- Много, что говорили...

* Сево, впоследствии Нево - Ладожское озеро

 Отправлено: 16.12.11 23:19. Заголовок: Чернава остро почувс..

Чернава остро почувствовала, как изменилось настроение варяга. Только что он ласково и понятно рассказывал о дальних землях - и вот стиснули горло давние обиды, дыхание отяжелело от злости.
Женщина поняла, что надо быстро поворачивать разговор на другую тропку - и, если получится, развеселить Флоки. Конечно, интересно узнать про его семью побольше... ну, захочет, сам расскажет. Не сейчас.
Чернава быстро припомнила то, что слышала от купцов и просто бывалых людей, прошедших много чужих земель.
- Большой остров в соленом море, где правит король... - сказала она задумчиво. - А не та ли это земля, что прозвана Альбионом, Белым островом? Я слыхала, что стоит он на белых скалах - и весь как есть увит туманом. Да таким густым, что слепым в нем легче найти дорогу, чем зрячим. И шастают в том тумане злобные скотландцы с песьими головами, нюхом добычу находят... А говорят на этом Альбионе так...
Чернава свела густые брови, напрягла крепкую память, что хранила дословно множество заклинаний... и зазвучала над вечерним лагерем случайно услышанная фраза, сбереженная, почти не искаженная, на чужом, непонятном языке:
- Ну и нелепые нравы у этих славян...

 Отправлено: 16.12.11 23:58. Заголовок: Бровь нурмана выгнул..

Бровь нурмана выгнулась, приподнялась над глубокой глазницей; откинув с лица копну черных волос, с изумлением и улыбкой он поглядел на Чернаву, силясь угадать, откуда слышала она странные слова, и поняла ли теперь, что сама молвила. Какой заезжий человек обронил ее, глядя на русскую колдунью и с какой стати? Про красавицу ли колдунью сказаны были те речи, или про упившегося мужика, свалившегося под забором, да обдавшего важного заморского гостя вонючей жижей напополам с навозом? Злобно ли тот крикнул ее, утирая и не в силах оттереть вонь с богатого платья - или же протянул с изумлением и забавой, взирая на строгий обычай девок и суровость в лицах здешних мужей, не знающих ни ристалищ, где железные чурбаны бьются ненасмерть, за желтозубую улыбку тощей девицы?
Да нет, верно не ей, не зазнобушке-красавице в сердцах брошено - иначе бы по-иному и иные бы зазвучали слова, зазвенели бы как серебряные подвески, дрогнули, словно длинные струны: ах, хороша ты, Чернава, взгляд твой, как уголья жгучие, косы твои - оковы железные... Ох, и хороша.

"Доберемся до города - куплю ей душегрейку парчовую с лучшими соболями. И платье найду аксамитовое, чтобы горело, словно огонь. И жемчугов - никакому конунгу не стыдно на пиру показать будет,"- внезапно решил про себя Флоки, не замечая, что смотрит на травницу чуть не с открытым ртом, представляя, как ахнут и заколышутся его боевые товарищи, когда пройдет она мимо по улице: высока да ладна, походкой - лебедушка...
О том, кто дарил вдовице до него серебряные подвески, узорчатые шали, да прочее, что глаз варяга заприметил дорогого да ценного в колдуньином дому, нортумбриец положил себе слово не думать. И уж подавно не спрашивать: что было - прошло. А коли и станут шептать да судачить - не слушать, иначе ни ей ни ему не жить.
Как будто черной водою вдруг залило, затуманило взгляд. Ох, Чернава, Чернава, знала бы ты, сколь больно горит иногда сердце, когда даже не представить - только подумать, что обнимали тебя чужие руки, что кому другому отзывалось твое сердце, шептали легко и жарко твои уста! Скольким заглядывала ты в очи, то ли ища что-то, то ли надеясь, то ли маня долгим взором, для кого темной полночью горела, не утихая, лучина в одинокой твоей избушке?
Если бы знать...
Да вот знать-то не надо.

Глубоко вдохнув, словно могло это перемочь черноту, вытолкнуть из широкой груди воина ревность и боль, нортумбриец поднялся - и ловко переметнувшись, уселся на дерево рядом с Чернавой. Рядом, да не рядом: устроился, словно на лошадь, коленками врозь, чтобы потом придвинуться к ненаглядной зазнобе своей, обвивая ее руками и привлекая к себе - так быстро, и охнуть бы не успела.
Черная борода коснулась щеки, губами же ткнулся ей Флоки в самое ушко.

- Откудова, мила моя, ты такое слыхала?- проговорил он вкрадчиво, даже слегка с угрозой, словно выпытывая, кто и когда мог обронить перед нею нездешнее, а, может, еще и опасное слово.- И как тебе не совестно мужу такое и повторять? А, скажи-ка, красавица?

 Отправлено: 17.12.11 00:14. Заголовок: - Или что худое? - у..

- Или что худое? - удивилась Чернава, чуть подавшись в сторонку (пялятся же от соседних костров!). - Вот уж этого не догадалась... А слышала от купчины заезжего. С ожогами его ко мне слуга привел: в бане ошпарился. Ну, ожог я ему полечила кашицей из свежего листа лопуха. Да объяснила, что он, видать, баеннику не угодил... Ну, тебе же рассказывали про банного хозяина, старикашку вредного, простым очам незримого? А тому купчине забыли поведать, что баеннику надо ломоть черного хлеба с солью класть, в шайке воду оставлять, а пуще всего надобно его трижды попросить: "Банный хозяин, дай баню истопить..." А ежели так не сделаешь - ошпарит, а то и насмерть запарит... А купчине, видать, про то неведомо было... Ну, рассказала я это, а слуга - он еще и толмачом при хозяине был - слова мои перетолмачил... И пока я ожог лечила, купчина всё эти слова повторял... Или соромное что?

 Отправлено: 17.12.11 00:31. Заголовок: - Ну а что ты думаеш..

- Ну а что ты думаешь, может мужик сказать, когда ему на середку, вот на самое главное, воды вареной наплещут?- вновь придвигаясь к травнице и глядя на нее хмельными зелеными глазами, спросил Флоки. Хмель этот происходил не только от выпитого меда, а от вообразившихся ему внезапно картин того, что увидится, когда красавица начнет примерять обновки, да радоваться, а главное, что будет после. О данной себе клятвы про честь и про всякое прочее правильное, хирдманн, так уж случилось, слегка подзабыл.
- И печет его там, словно хлеб в горниле,- ухмыляясь в бороду, продолжал нортумбриец, следя за тем, чтобы суженая не прибегла к единственному оставшемуся у нее оружию - деревянной ложке, которой они вместе хлебали похлебку. На удивление, сравнение с хлебом показалось нурману весьма удачным, потому что как оный, томясь в пламени, делается больше и пышнее, так и мужчина, не только ошпаренный, способен на этакие превращения.
- А как станешь его пробовать - так сладко-сладко,- окончательно сбившись на непристойные мысли, пробормотал Флоки, опять наклоняясь к Чернаве. Да пусть хоть ложкой треснет, чай, не секира, голова не лопнет.

- А у вас-то, красавица, чем лечат, когда так припекло, что невмоготу?

 Отправлено: 17.12.11 00:39. Заголовок: - А-а, ты про тот ож..

- А-а, ты про тот ожог? - догадалась Чернава. - Тоже дело насквозь понятное. Тем, кого ко мне с тяжкими ранами приносили, не до того было. А кто с легкими болячками приходил - у тех, бывало, и такой ожог случался. Но я же лекарка, я же знаю, как сделать, чтоб мужику полегчало...
Глянула прямо в глаза нахмурившемуся мужу - и закончила твердо, с достоинством:
- Тут лекарство одно: мужику топор в руки - и дрова колоть, пока про ожог не забудет. Очень, знаешь ли, полезно... А кто по-хорошему не понимает, так у меня кочерга под рукой, да и Клык на первый вскрик примчится.

 Отправлено: 17.12.11 01:22. Заголовок: Флоки сперва чуть уд..

Флоки сперва чуть удар не хватил, когда тот заслышал про топор да про единое средство, коим лечится мужской блуд; повествовала об это Чернава так важно, с такой строгостию во взоре, что воин Сигвата чуть было не поверил ее рассказам. Но когда суть ответа раскрылась перед ним, как орех Финна, хирдман взорвался хохотом, с такой силой, что откинулся на поваленный ствол, и чуть не скатился на землю.
Словно удар грома, раздался этот смех над небыстро журчащей водою, над запеленутым в туман берегом; притихли от него и редко щебетавшие птицы, и шум травы, и неспешные речи, что велись над соседними кострами. Но - делать было уже нечего.
- И вправду, обычай ваш мог показаться тому человеку странным,- выпрямляясь и утирая слезы, выступившие на глазах, размазывая по лицу землю и золу, проговорил нордменн. Смех еще клокотал у него в горле, но всеми силами новоиспеченный глава семейства старался удержать себя от излишнего веселья.- Особливо, ежели ты ему тоже... топором советовала полечиться. Ох, сладкая ты моя ягода, сердцем чую: норны и асини мне ворожили, что я живым-то от тебя вышел. Зазноба моя,- переставая смеяться, и понижая голос до едва слышного рокота, напряженно вздохнул Флоки, глубоко заглядывая в строгое лицо. Слово это - "зазноба" - казалось ему до странности поместительным, заключающим в себя и дрожь, что он чувствовал от одного вида Чернавы, и жар, что она приносила ему, и невынимаемую занозу, которую словенка посадила в его сердце. У воинов не принято говорить о подобном, но, в конце концов, Флоки был только наполовину мурманом,- а в далеких южных краях земли Окситании воины не стыдятся и не чураются складывать песни о любви, о маяте и страданиях, что она приносит с собою, лишая покоя. И хотя полагал он, что подобные вещи - не более как игрушки, навроде громких имен, что любили выкликивать на пирах его боевые товарищи, не первыми они были и не последними, что заставляли мужчин по всему миру мчаться вослед то зовущему ветру, то зову богов из пустыни, а то и оброненному красавицей слову.

- Лечила ты меня, латала, а только хворь принесла, которой не перемочь,- подчинившись этому невесть откуда налетевшему зову, нортумбриец, вздохнув, улыбнулся; однако, с каждой минутой взгляду его возвращалась привычная насмешливость. Удобней устроившись на стволе, он тряхнул черной гривой и многообещающе проговорил, шевельнув бровью:
- Теперь не отстану, пока не исцелишь, сладкая моя. И первым делом - подай-ка мне, зазноба, вооон ту ложку. А то простынет стряпня твоя, да захвораем оба, станем худеть да чахнуть. И ведь до постельки мягкой нам еще идти и идти. Дён семь, коли ваш кормщик не шутит...

Эпизод завершен